Однажды спокойной жизни Пончика пришел конец. У него появился конкурент, претендент на обладание, соискатель звания домашнее животное – муха. Дело было ранней осенью. В это время мухи по своей природе становятся особенно злопротивными, чувствуя свою близкую погибель или спячку, они с утроенной силой кусаются и донельзя надоедливы. Случайным образом во время тотальных облав на противных насекомых, одна из них не попала под мухобойку. Она уцелела, уйдя на некоторое время в подполье – ее не было слышно и видно. Она тихо летала и не кусалась.

- Я не могу больше скрывать этот факт…, - однажды за утренним кофе заявила супруга.

Я чуть было не перевернул на себя чашку с кофе, насторожено ожидая продолжения ее слов.

- У нас уже второй месяц живет муха, - после этих слов я не выдержал, разражаясь волной смеха:

- Видимо Цокотуха с позолоченным брюхом... Как это случилось? – пристально глядя в глаза, спросил я.

- Залетела… и живет. Единственно, кто не рад такому развороту событий, это Пончик. Он ее ненавидит, когда видит –  тарахтит... Она норовит залезть в его блюдце.

- Так ты ей уже отдельную посуду завела? Поставила на довольствие? Выдаешь молоко за вредные северные условия? А Дарья знает? Ну что же, вовремя не прихлопнули, теперь пусть живет!!! – вытирая от хохота слезу, сказал я.

Очень скоро на улице закружились белые мухи. В мирном содружестве дожили до первого снега, на календаре была середина октября. Как-то все устаканилось, утряслось. Жена была совсем круглая, на девятом месяце беременности. В доме воцарился мир и порядок, который словно по ступеням спускался и к домочадцам – Дарья стала тише играть, я не врубал музыку слишком громко, Гребенщиков тихонько пел «Капитан Белый Снег, Капитан Жар Огня…». Даже Пончик не так сильно тарахтел при виде Цокотухи, хотя, наверное, имел что «сказать об этой пакостнице». Интерпретируя домашних животных, которые были участниками общего потока жизни, исполняя каждый свою роль, мы наделяли Муху и Пончика разумом, представляя их как существ осознанных. Итак, мы рисовали, что Пончик в наше отсутствие мог встать на задние лапы и превратиться в кота человеческого роста и, одев мою ковбойскую шляпу, сидел в роскошном кресле. Достав из бара пузатый бокал, он наливал в него коньяк, закуривал сигару, пускал кольца под потолок, поглядывая на часы, чтобы не прозевать время обратного превращения, к тому же надо было успеть проветрить помещение, вылив пол флакона моего одеколона. К нему присоединялась Муха, становясь ему под стать, надевала белый платочек в красный горох, нанося у зеркала золотинки на брюхо. Она выходила к нему с накрашенными губами пытаясь вызвать в Пончике симпатию. Так сидя за бокалом коньяка, они обсуждали хозяев и строили планы на будущее – потом звонил будильник, и они открывали окна, проветривали воздух, мыли бокалы, прятали коньяк и принимали прежние обличия, в котором Пончик являлся непримиримым врагом Мухи, а Муха норовила влезть в блюдце Пончика.

Ночь выдалась славная, звездная, ноябрьская, когда супруга сказала заветные слова:

- Кажется, началось…

- Так, не нервничать, сумка готова, я вызываю скорую…

Скорая помощь не заставила долго ждать и через десять минут несла нас по заснеженным дорогам в город Нерюнгри в роддом. Луна в окружении ярких звезд освещала все ровным мягким, иссиним светом, ложась на сугробы и деревья, которые отбрасывали длинные тени.

- Кого ждете? – спросила сестра.

- Ребенка, - в обычном тоне заметил я.

- Понятно, мальчика или девочку?

- Будет мальчик – назову его Давидом или Юликом, а девочка, непременно – Анна. А там, как Бог даст – без УЗИ, без музи…

- А что жена скажет?

- Мне бы родить поскорее…

- Подожди Солнце, мы еще до больницы не доехали, ты же помнишь – искренние желания материализуются непременно…

Машина, заскрипев тормозами, остановилась у приемного отделения, я вынес жену к двери и позвонил. Открылось окошко, сестра в очках спокойно спросила:

- Что вы хотели?

- Рожать хотим и поскорее!!! Очень оригинальный вопрос в три часа ночи…, открывайте двери и начинайте движение!!!

- Вы точно рожать приехали?

- Мы на ночной прогулке и почем зря хотим потревожить ваш сон. Я сейчас поставлю супругу и посмотрю вам в глаза...

Двери открылись, стояла каталка на которую я уложил жену. Прозвучал еще один важный вопрос: «Вы побриты?». Он заставил меня провести ладонью по лицу и удивленно посмотреть на сестру.

- Да не вы? Ваша жена…, - я посмотрел на лицо жены и вспомнил, - А, брили, так бы сразу и сказали!!!

После того, как жену увезли в отделение, сестра просто вытолкала меня на улицу:

            - Так, молодой человек, не мешайте мне спать, поезжайте домой, утром приедете.

            Выйдя на улицу, я посмотрел на звездное небо и попросил у Бога благополучных родов. Выдохнув горячий воздух, я зашагал по направлению дороги. Такси скоро домчало меня в поселок. Дома мне радостно не спалось, я бы даже сказал – торжественно. В 6-30 я не выдержал и позвонил в родильное отделение:

            - Макарова? - услышал я в трубке. - Родила! Девочка – 3. 200 – поздравляю!!!

            - Спасибо Вам, моя дорогая!!! – кричал я в телефон, опьянев от счастья.

            Было ослепительное ярко синее небо, чудесный морозный день, когда я хрустально трезвый приехал по скрипучему снегу забирать супругу из больницы. Заехав на рынок, купил букет цветов и приготовил пакет с благодарностью для доктора, принимавшего роды. Я взял дочку на руки:

            - Анна моя, Нюра, Нюрка... Нюрка родилась в Нюрке, тобишь в Нерюнгри... Нюрнберг мой…

            А далее: цветы, поцелуи, подарки, приезд домой, торжественный обед, первые пеленания, первые умывания, первая постиранная пеленка и т.д., с Богом!!! Мы приехали из роддома домой, все домашние одели праздничные одежды – я был в белой шелковой рубашке, в брюках об которые на стрелках можно было «порезаться», Дарья одела красное велюровое платье и примерно, как никогда ела, бабушка была в строгом костюме, и Пончик казалось надел свой праздничный фрак, подбелив усы, а Цокотуха позолотила брюхо в честь такого гранд-события!!!

Семья сидела за праздничным столом. Анна мирно спала, совсем не подозревая о том, что мы поднимаем тосты за нее и выпиваем с просьбой к Богу: «Хранить и оберегать Дитя, так близко находящееся к Нему в своей беспомощности, а также сил и терпения родителям, благополучия и твердой почвы под ногами!!!». Я встал из-за стола и пошел заглянуть к Анне. Я потихоньку приоткрыл дверь и увидел такую картину – Пончик, встав на задние лапы, вытянулся и, упираясь передними лапами о кроватку, заглядывал на Анну не смея вздохнуть. Он увидел меня –  я, выгнув бровь, сурово помахал ему пальцем, и мне показалось, он все понял.

Муха обычно не покидала кухни. Шуточно обсуждая, как Муха отнеслась к появлению Анны, мы ей желали, чтобы она от счастья не лезла целоваться. Все остальное было, как и прежде, за ужином за столом собиралась вся семья. Анну, кормила супруга грудью, я кормил Дарью, Пончик протирал головой ноги, Муха казалось, хихикала над ним, считая себя «маленькой птицей» способной летать.

В одно февральское утро, войдя на кухню, я обнаружил умывающегося Пончика. Он выглядел необыкновенно бодрым. Вокруг стояла подозрительная и зловещая тишина. Через несколько дней супруга вновь сделала экстренное сообщение:

- Потеряв бдительность, после праздника 23 февраля, Муха-Цокотуха утратив контроль над собой, доверчиво считая Пончика за своего или перебрав спиртного, стала искушать кота и тем самым, попав под горячую лапу на шестом месяце жительства стала добычей профессионального охотника. Жаль, но… помолимся за ушедшую Муху. Аминь.

Казалось, Пончик стал более задумчивым, когда пил коньяк, вспоминая свою подругу, конкурентку, соискательницу на право называться домашним животным.

- Право, не надо было называть себя маленькой птицей, - задумчиво говорил Пончик, желая Мухе Царствия Небесного, снимая шляпу, вновь превращаясь в обыкновенного кота.